Его часто называют великим и ужасным. Великим — за уникальный голос, за все то, что сделал и делает в музыке. А вот почему «ужасный»? Что сам Градский думает на этот счет?
Александр с женой Мариной
Фото личный архив Александра Градского
– Александр Борисович, что вас раздражает в окружающих?
– Ничего. Если мне что-то не нравится, я просто прохожу мимо. Привык не обращать внимания на недостатки других людей. Точно так же, как на их достоинства. Уверен, что достоинства точно есть у моих близких, знакомых, друзей, коллег, которых я по этому принципу себе и подбирал много лет.
– То есть эти люди полностью отвечают вашим требованиям?
– Нет, у них есть какие-то недостатки, как и у меня, но такие, которые не мешают нам общаться и работать.
– И какие у вас претензии к себе?
– Никак не могу перестать орать. В этом смысле я похож на анекдотический образ Чапаева, который выкрикивал и разряжался в тот момент, а потом отходил и просил извинения. Видимо, и мне, когда что-то не нравится или чтобы отвязались, нужно заорать. Но я ни на кого не кричу по собственной инициативе, в основном это происходит, если ко мне пристают или когда кто-то не сделал то, о чем мы договаривались, или в 25-й раз не понял, что я от него хочу как от сотрудника или от человека, который должен что-то выполнить. Очень не люблю необязательных людей. А их, к сожалению, в нашей стране достаточно. Поэтому много времени и сил я потратил на то, чтобы создать себе круг, который меня не подводит, и отвечаю тем же. Это был длительный срок, тяжелая работа. Поскольку человеку моих занятий требуется много разнообразных контактов от производства музыки до строительства и даже устройства канализационных сооружений.
Разбираюсь в марках бетона, знаю все клеи для плитки
– Это-то вам зачем?
– Я же строил себе дома, квартиры ремонтировал, и, поскольку сам принимаю все решения, мне необходимо было научиться разбираться и в этом тоже. За время, которое я потратил на строительство и ремонты всевозможных помещений, кое-чему научился.
– Хотите сказать, что теперь разбираетесь в марках бетона?
– Конечно, и не только, например, я знаю названия всех клеев, которые используют при укладке плитки и мрамора. Могу построить, точнее, придумать любой дом, от фундамента до крыши со всей отделкой.
Пока я занимался строительством театра, от меня плакали все архитекторы и прорабы.
– То есть в любую тему погружаетесь полностью?
– Иначе нужно иметь большое количество денег и поручать это кому-то, не обращая внимания на то, как они это делают. Что обычно приводит к плохим результатам. За всем надо следить. Пока я занимался строительством театра, от меня плакали все архитекторы и прорабы. Потому что, когда я объяснял им, что так мрамор класть нельзя, они спорили, а зимой все отваливалось, и прорабы приходили, чесали репу: «Да, Борисыч, ты был прав». Не то что я от этого удовольствие получаю, нет. Просто я строю хорошо сразу, чтобы потом не ремонтировать постоянно.
– Значит ли это, что вы сами можете постелить пол или положить плитку?
– Руками? Нет, тут я совершенно ничего не умею делать, ну если только гвоздь забить, закрутить винт, гайку. Но зачем? Есть специально обученные люди, которые справятся с этим намного лучше.
– Теперь я понимаю, откуда вся эта история про «великого и ужасного» Градского. Видимо, работать и быть с вами в близком контакте — непростая история.
– Думаю, это все ваши братья-журналисты придумали, кому-то понравилось, стали повторять. Все это ассоциации, связанные с Гудвином из «Волшебника Изумрудного города». А ведь, если вы помните сказку, оказалось, что в реальности это обыкновенный человек, который только прикидывался «ужасным», а сам сидел за экраном и только кричал в микрофон.
– И в конце концов совершил добрые дела для тех, кто пришел к нему за помощью. С таким «великим и ужасным» вы не против ассоциироваться?
– Вы меня не слышите. Мне абсолютно все равно. За исключением двух-трех вещей, от которых я получаю радость и удовольствие, в основном это достижения моих детей, а теперь и малышей, ну и то, что происходит в театре.
С дочерью Машей на шоу «Голос»
Фото Сергей Шахиджанян/КП/PhotoXPress.ru
Вспоминаю все заново с младшими детьми
– Давайте пройдемся по очереди по этим радостям. Расскажите про ваших маленьких.
– Они замечательные. Моим старшим детям уже достаточно прилично лет, и я снова вспоминаю всю эту историю. И очень меня это веселит. Вот Сашка, ему сейчас 5, выучил около 100 стран и их столицы, а еще 70 не знает, просит у меня спросить его о них, и, когда отвечает не сразу и у него заминка, я делаю вид, что не замечаю, как он подглядывает в книжку.
– Откуда у него такая любовь к страноведению?
– Ему подарили здоровенный атлас, и теперь он сидит с ним целыми днями. Книжка очень красивая, удобная тем, что можно контур любой страны отклеить и поместить в нужное место. Нравится ему это дело. Он вообще многими вещами интересуется одновременно. Ходит на английский, играет на фортепиано часа по полтора в день, плавает. У него футбол, зимой — хоккей, занимался бразильской борьбой — капоэйрой. Я его оттуда забрал и сейчас отдал в школу карате-до шотакан. Сам я, когда был молодым, занимался киокушинкай.
– И как сын справляется с таким жутким расписанием?
– Оно не жуткое. Дети с Мариной в основном живут за городом. Это не Москва, там все занятия в шаговой доступности. И за день Сашка успевает 5–6 кружков посетить.
– Футболом вы его, как страстный болельщик, увлекли?
– Нет, он сам. Он очень его любит, знает фамилии игроков, команды, форм у него разных штук пять. От «Арсенала», «Барселоны», «Реал Мадрид» до сборной России.
– Лигу чемпионов смотрите вместе?
– Нет, ему вообще нельзя смотреть футбол в реальном времени. Только на следующий день и 5–7-минутные обзоры. Потому что, когда он болел за какую-то команду и она проигрывала, то начинал страшно рыдать. Меня это не устраивало. Сашка хороший, умный, но вот с такой нежной реакцией. И мы нашли выход: теперь он смотрит обзоры и выбирает себе команду, которая выиграла, и желательно с крупным счетом.
– Почему вы решили забрать его из капоэйры и отдать в карате?
– Потому что бразильская борьба не кажется мне интересной. Она непонятна для русского человека и непригодна для улицы. Вообще, лучшая борьба для мужика — самбо. Потому что может пригодиться в повседневной жизни.
– Но вы в свое время занимались карате.
– Да, лет в 20. Года два с половиной это длилось, потом я перешел в другой разряд, более высокий, и нужно было уже кулаками ломать деревянные доски, а для музыканта это дело совсем ненужное. Пришлось уйти.
– Футбол только смотрите, не играете, тоже руки бережете?
– Играл раньше, в воротах стоял. Но так, для себя. Футбол тоже для музыканта опасен, но не для маленького мальчика, если о Сашке говорить. Будет он музыкантом или нет — большой вопрос, хотя сейчас занимается с интересом, уже двумя руками играет простенькие песенки. Я и старших детей не заставлял, хотя Даня, старший, окончил музыкальную школу, играл на скрипке, и весьма неплохо. Маша, дочь, три года занималась на фортепиано.
Старший сын Александра Градского Даниил
Фото /Дмитрий Коробейников/PhotoXPress.ru
Мне хорошо, когда просто лежу на диване
– Вы говорите, что не заставляли, но отдают-то детей в музыкальную школу достаточно рано…
– Я отдал, но не настаивал. Не хотели — не занимались. Окончил музыкальную школу только Даня. При этом они с сестрой хорошо разбираются в музыке, могут петь, но музыкантами не стали.
– Машу вы даже на «Голос» брали в качестве советника.
– Потому что она гораздо лучше знает современную музыку, чем я, а уж кинематограф — точно. Есть вещи, которые Маша понимает идеально, а я так, по верхам. В «Голосе» она была незаменимым человеком. Да и сейчас дает мне всевозможные советы, связанные с творчеством.
– Чем она сейчас занимается?
– Помогает своему мужу, у него строительный бизнес, получила специальную лицензию, отвечает за налоговые документы и прочее.
– А старший сын?
– Он очень талантливый парень. Даня и Маша оба блестяще знают английский, разговаривают на нем как на родном. Сын в свое время окончил Лондонскую школу экономики, одну из лучших экономических школ мира, был на хорошем счету, получил английский диплом, но живет в России и здесь работает. В последнее время увлечен тем, что называется «созданием себя». У него была проблема в юношестве, связанная с травмой ноги, очень серьезная. И он смог сам себя поставить на ноги. У него оказались хорошие медицинские способности, он много литературы читал на этот счет и теперь дает другим людям рекомендации, какие нужны упражнения, чтобы выйти из тяжелого физиологического состояния. Даня даже сотрудничает со сборными олимпийскими командами. Он вроде медицинского советника при работе человека над собой.
– Вам в этом смысле что-то советует?
– Даня все время пристает ко мне. Каждый наш разговор начинается с того, что он объясняет, что я должен делать, чтобы чувствовать себя хорошо. А я отвечаю: «Отстань, мне лучше всего, когда просто лежу на диване, а ты мне голову не морочишь».
– Вижу, в определенном возрасте родители все одинаковы и совершенно не слушают своих детей.
– Наверное. И, кстати, если у вас взрослые папа или мама, которых вы пытаетесь лечить и учить, у меня для них есть гениальный ответ. Я так постоянно говорю сыну, которому сейчас 38 лет: «Ты сначала технически доживи до 70, а потом будешь мне советы давать».
– В общем, аргументов никаких…
– Конечно. Потому что ваш родитель уже прожил большую часть жизни, которая вам только предстоит, и не факт, что вам удастся сделать это так удачно. Не потому, что я хочу настроить вас на плохое. Человек вроде все знает, как надо к себе относиться, за чем следить, а тут — бах, что-то происходит, и конец.
– Тогда вопрос на засыпку. Почему же некоторое время назад вы бросили курить?
– Я много раз начинал и бросал по собственной инициативе. Однажды лет 9 держался, потом 15, затем снова закурил. А тут ногу сломал случайно, и наступил период, когда постоянно сидел дома, потому что не мог нормально ходить. Все время находился в прокуренной комнате. Марина меня корила: «Как так, Сашка не может с тобой посидеть, у тебя там воняет страшно». И как-то сын ко мне подошел, видимо, жена его подговорила, встал напротив: «Папа, бросай курить!» И ушел. Я подумал и через час бросил.
– Последнюю сигарету выкурили?
– И не одну. У меня были очень хорошие, их оставалось штуки 4–5, думаю, ну эти-то докурю.
– А скажите, почему к маленькому вы прислушались, а к 38-летнему нет?
– Не знаю даже. Даня, кстати, не курит. Как-то так вышло. Это же все зависит от того, какой воздух в тот момент, какая температура.
– Настроение…
– Не понимаю, что такое настроение. У меня его не бывает. Ни хорошего, ни плохого. Оно есть только у женщин. Как состояние человека может зависеть, например, от погоды? У меня нет. Я могу сказать: «Да, сегодня жарко или холодно».
– И что у вас тогда состояние души? Вам же может испортить настроение чья-то необязательность?
– Не настроение, а реакцию. Настроение оно долгое. Час, два, три. А реакция — секундное дело. Раз — и проходит.
– Про всех ваших детей поговорили, а про самого маленького, которому только год исполнится, нет. Кто его Ваней назвал?
– Я. Марина почему-то считала, что это не очень хорошее имя, а я объяснял, что у него много разных вариантов ласкательных — Ванюша, Ванечка, и сейчас она привыкла и уже по-другому себе это не представляет. У меня дед был Павел, у него брат Иван. Получилось, в его честь. Дочку назвали, как мою бабушку, Марией, а Сашку, понятно, как меня. А имя Даниил Градский мне приснилось на афише классического концерта. Надежда, правда, не оправдалась — скрипачом сын не стал.
– Обидно, что дети не пошли по вашей дорожке?
– Нет, абсолютно. В эту профессию надо идти по призванию, а не ради интереса. Музыка — такой род занятий, которому нужно полностью принадлежать. Если человек не готов, ему лучше этим не заниматься. Вторым, третьим, двадцать пятым быть не стоит. Только лучшим или одним из лучших в своем деле.
– Видите в младшем свои черты?
– Да, Ванька упрямый. Схватится за что-то, и уже не отнять, понравилось играть с пультом от телевизора — все, сидит с ним целый день.
Свитеру уже больше 10 лет, у него протерлись рукава, но Марина сделала замшевые заплатки, и я буду его носить, пока совсем не развалится.
Младшие сыновья Саша и Ваня
Фото личный архив Александра Градского
Жена — спокойный человек по части всяких глупостей
– В смысле взаимоотношений «отцы и дети» с маленькими у вас по-другому в силу возраста, опыта?
– Я с младшими не так часто вижусь, три-четыре дня в неделю, но это гораздо чаще, чем когда росли Даня и Маша, тогда я постоянно на гастролях торчал. И за это время успеваю о чем-то с ними поговорить, пообщаться. Но в основном Марина занимается воспитанием. Для нее это серьезная работа, и получается у нее это просто хорошо.
– Споров по поводу детей не возникает?
– У нас за 17 лет споров практически не было. А что спорить-то? О чем?
– Да о чем угодно.
– Бросьте. У нас нет предмета конфликта. Марина — очень спокойный человек по части траты денег и всевозможных глупостей, которые женщин обычно окружают. Ей необязательно покупать себе что-то дорогое. Хотя она, конечно, как любая девочка, хочет что-то новое: в этом уже ходила, другое надоело. Она может позволить себе что-то, но у нее такая потрясающая фигура и умение носить вещи, что и в дорогих, и в обыкновенных выглядит просто потрясающе. Единственное, что мы придумали: если Марина надевает что-то и я говорю: «О! Хорошо!», тогда это покупаю, сколько бы ни стоило.
– Что последнее ей приобрели?
– Пальто. Она примерила, я посмотрел, и мы сразу взяли. А потом она надела какое-то платье синенькое, а я: «Нет, это никогда». Марина мне: «Да оно дешевое», а я ей: «Нет, хочешь — сама покупай».
– Она может пойти и купить?
– Конечно, но почти никогда так не делает, потому что знает: если мне не нравится, в этом что-то есть, надо прислушаться.
– А вы в одежде так же непритязательны, есть вещь, которую заносили до дыр, а расставаться не хотите?
– Есть. Полуспортивный шерстяной свитер на молнии, его главное преимущество для меня в том, что есть застегивающийся карманчик и туда очень удачно ложится ключ для машины. Я о нем обычно забываю, но, если надеваю этот свитер, точно уверен, что автомобиль заведется. Свитеру уже больше 10 лет, у него протерлись рукава, но Марина сделала замшевые заплатки, и я буду его носить, пока совсем не развалится.
– Вы как-то сказали: женщину сильно моложе можно научить, как считаешь нужным.
– Не совсем так. Женщина моложе может взять с мужчины пример — и положительный, и отрицательный. И надо постараться дать ей положительный. Если она на 30 лет тебя моложе, как у нас, то заведомо чего-то не знает в жизни. Марина до сих пор про какие-то вещи не в курсе, да ей не особо и надо. Зачем, когда есть я и могу с ними справиться?
– Имеете в виду, что берете на себя часть…
– Не часть, все общие бытовые моменты на мне. На ней заботы о себе, о детях, о магазинах каких-то. Но мне это не стоит никакого труда. По Интернету заказал, позвонил — и все привезут домой.
– А есть то, чему вы научились от Марины?
– Пожалуй, нет. Не знаю, что бы она такое могла мне преподать. Да и она, думаю, не особо много от меня взяла. Она очень продвинутая девушка во всех отношениях, и есть вещи, которые Марина знает, а я даже представить их себе не могу. Она окончила юрфак Киевского университета и в юриспруденции разбирается точно лучше меня.
– А эти знания как-то ей пригодились, она их использует?
– Думаю, сейчас в общей оценке происходящего. Люди оканчивают университеты не для того, чтобы применить их потом в работе, а чтобы иметь развитый ум и уметь анализировать новое.
– На ваш взгляд, Марина должна уметь обеспечить себя самостоятельно?
– Я далеко не вечен, и ей придется этим заниматься. «Человек внезапно смертен», — говорил Воланд. Но у нее будет достаточно большой люфт, за который она сможет разобраться. Моя предыдущая супруга тоже почти не работала, пока были вместе, но, когда мы разошлись, она прекрасно научилась все делать. Теперь у нее замечательная работа, и она справляется с ней весьма успешно. Это только кажется, что женщины без мужчины ничего не могут. Могут. Если ты хоть немного подготовил человека, он сам во всем разберется.
Это только кажется, что женщины без мужчины ничего не могут. Могут.
– То есть вы спокойны и за нее, и за детей?
– Беспокойство есть, но от этого ничего не изменится.
– Вы сказали, что видите семью три дня в неделю. Остальное время проводите в Москве из-за работы?
– Конечно, я не могу уехать — у меня театр. Там больше 120 человек. Из них 40 — музыканты оркестра и певцы. Все люди с талантами, большими амбициями и разными проблемами.
– Насколько вы в них посвящены?
– Я очень многие вещи знаю о тех, кто работает со мной даже не на творческих должностях. Они мне рассказывают, потому что с этим связан их отпуск или невыход на работу. Знаю, у чьей жены, например, сегодня операция.
– Приходят к вам за помощью: не могу, не справляюсь, нужны деньги?
– Очень редко. Не принято. Бывает в некоторых случаях, когда некуда деваться, и я это делаю. Но это не является правилом в общении со мной.
За 60 рублей в месяц работал грузчиком
– Вы рассказывали, как ненавязчиво прививали детям интерес к музыке. А по отношению к вам родители поступали таким же образом?
– У меня выхода другого не было. Мы жили вчетвером в восьмиметровом подвале на Фрунзенской набережной. Либо ты занимаешься, либо нет. Когда мое классическое семилетнее образование закончилось, началось уличное: The Beatles, The Rolling Stones и всякое другое. Потом был приличный перерыв, затем Гнесинский институт и уже после консерватория. Пауза ушла на освоение жизни.
– Что это в себя включало?
– Все сразу: спорт, работа гитаристом, поездки всевозможные, гастроли, организация группы.
– Знаю, вы и грузчиком работали, и лаборантом.
– Недолго, исключительно для того, чтобы где-то числиться, обеспечивать себя.
Я зарабатывал рублей 60 в месяц, был грузчиком на третьей картонажной фабрике. Около года этим занимался. Носил с ребятами 600-килограммовые шпульки.
– Первый заработок помните?
– Рублей 60 в месяц, я был тогда грузчиком на третьей картонажной фабрике. Около года этим занимался. Носил с ребятами 600-килограммовые шпульки. Затаскивали их ломами в грузовой троллейбус.
– Когда вы поняли, что музыка станет вашей профессией и по-другому никак?
– Никто не предполагал и я в том числе, что из моей игры на гитаре может что-то выйти. Сочинял песни, исполнял, было здорово, интересно. А что за это станут платить и я стану известным человеком, не думалось вовсе. Но, когда в 67–68-м году на мои концерты стали собираться человек 500, а то и 1000, и я увидел, как все здорово принимается, девушки на меня вешались, понял: ого, оказывается, это имеет уже какое-то значение. И пошло-поехало. А к 72-му году стало понятно, что я из себя что-то представляю. А значит, такая и будет у меня профессия.
– В последнее время появилась цензура по отношению к музыкантам, нет-нет да и отменяют выступления рэперов.
– Да они ни петь, ни играть не умеют. То, что они иногда делают, ужасно, и это никакая не поэзия, а жалкая пародия на русские скороговорки. А уж когда начинают выставлять пальцы и спускать штаны на полметра вниз, выглядят как кретины.
– То есть вы бы их запретили?
– Нет, никогда, пусть они делают что хотят. Будь моя воля, я бы разрешил кого угодно. Но это не запрещает мне говорить, что они собой представляют.
– Вам в свое время чинили препятствия?
– На самом деле мало. Когда у тебя трехоктавный диапазон и ты открываешь рот и поешь так, как я, стеснялись запрещать.
– То есть трехоктавным диапазоном можно исполнять все что угодно?
– Даже Андрюше Макаревичу не сильно запрещали, хотя у него большого голоса нет и он не учился музыке профессионально. Но песни его были настолько хорошие, милые, красивые, народу нравились. Нам не запрещали, но и не помогали. Хотя в Советском Союзе принято было продвигать — попасть на радио, выпустить пластинку. Мы пробивались сами, поэтому и создавалась, дескать, гонимая история. Совершенно никакая она не гонимая. А сегодня вообще можно делать все, что угодно, торчать в эфире, не умея ни петь, ни играть, в YouTube выкладывать клипы. Там такая миллионная аудитория, которой у нас близко не было. Всего лишь жалкий клуб, куда влезало человек 200.
– Театр вы построили — мечта сбылась, оперу «Мастер и Маргарита», которой посвятили больше 30 лет, записали, три сына, дочь, чего-то еще хочется?
– Очень мало. Глобальных целей нет. Какая-то требует абсолютного здоровья, а значит, вряд ли получится. Другая — каждодневного труда, рутины, и это невозможно, потому что, если начал, нужно закончить, а есть много других дел.
– Наверное, тогда, когда младшим детям год и пять, думаешь о банальной вещи — здоровье, чтобы как можно больше быть с ними рядом?
– Я вас разочарую. Ни о чем таком я не вспоминаю. Потому что это все не регулируется. Ты можешь прожить до 90 и увидеть, как твои дети вырастут и женятся, или проснуться утром, пройти по комнате, у тебя оторвется тромб — и через минуту тебя не станет. Если к этому относиться так, как я сказал, то особая забота о здоровье становится неважной. Ерундой какой-то.
Комментарии (0)