«Было в моей жизни много всякого: и плохого, и прекрасного. Одного только не было и, наверное, никогда не будет – легкости и беззаботности».
Иннокентий Смоктуновский сыграл около двухсот ролей в кино и на театральной сцене, однако удавшимися считал не более 10 из них. Например, он признавал себя в роли князя Мышкина, но не нравился себе в роли Гамлета или Юрия Деточкина.
Его называли первым интеллектуальным актером советского кино. Каждую роль он пропускал через себя, буквально срастаясь со своим персонажем. Актер говорил: «Бывают такие времена в работе и самочувствии актеров, когда знание огромных текстов наизусть – ничто по сравнению с правом на произнесение этого текста. Вот груз. Вот гранит, алмаз, глыба…»
Он прошел через сложнейшие жизненные испытания – тяжелое детство, войну, плен, одиночество и безутешность… А потом был невероятный успех. А еще в его жизни была Суламифь Кушнир. Как признавался Смоктуновский: «Тоненькая, серьезная, с охапкой удивительных тяжёлых волос. Ну вот поди ж – узнай, что именно этот хрупкий человек, только что сошедший ко мне, но успевший однако уже продемонстрировать некоторые черты своего характера, подарит мне детей, станет частью моей жизни – меня самого».
Смоктуновского боготворили миллионы. Его называли неповторимым и гениальным. Хотя для тех, кто знал его ближе, он был, как говорится, не от мира сего. О его рассеянности и странностях характера ходили чуть ли не анекдоты. Да, в жизни Смоктуновский был непредсказуем. Например, однажды журналист спросил его о главном событии за год. Артист задумался, а потом ответил: «Учил дочь плавать».
В одном из последних интервью Смоктуновский сказал: «Я принес людям маленькую надежду, маленький свет. Ради этого стоило жить, творить, созидать, любить. Быть в мире с самим собой».
В последний путь Иннокентия Смоктуновского в августе 1994 года провожали аплодисментами. Он стал первым российским актером, с которым прощались подобным образом. Многих это шокировало, однако как впоследствии написала Н. Барабаш: «В этот последний день у Иннокентия Михайловича все было как всегда».
Мы сделали подборку цитат Иннокентия Смоктуновского из его книги и интервью разных периодов. Он говорит о людях, нравах, жизни и о любви в разных ее проявлениях. Читаем, наслаждаемся, думаем…
«Было в моей жизни много всякого: и плохого, и прекрасного. Одного только не было и, наверное, никогда не будет – легкости и беззаботности».
«Меня за шиворот выводили секретарши, которым главный режиссер, заикаясь, говорил: «Уберите этого проходимца!» Но я был наглый и возражал: «Вы мне нужны, но в сравнении с тем, как я вам нужен, вы мне не нужны».
«Когда я был на фронте, рядом со мной падали и умирали люди, а я жив… Я ведь тогда еще не успел сыграть ни Мышкина, ни Гамлета, ни Чайковского – ничего! Судьба меня хранила».
«Верующий, да, верующий! На эту тему говорить очень сложно, я, может, и жив только потому, что верую в Господа. Я через все тяготы войны прошел, когда со мной – ну только смерти не было, она просто случайно мимо прошла».
«В кино, так же как и в жизни, — то, что одних настораживает и пугает, других радует и вдохновляет».
«Нельзя одолеть роль, не отправив свое сердце в нокаут».
«Оказывается: стоит только копнуть, разворошить — и память раскрывает щедро свои запылившиеся тайники и закоулки».
«Стало тихо, тепло и уютно, как на вулкане».
«Мужчина становится человеком в максимальной из доступных ему степеней совершенства только тогда, когда в жизнь его войдёт женщина, движимая любовью…»
«Как хорошо жить, до удивления хорошо просто жить, дышать, видеть. Я есть, я буду, потому что пришла она». (Смоктуновский после знакомства со своей будущей женой – Суламифью).
«Я принес людям маленькую надежду, маленький свет. Ради этого стоило жить, творить, созидать, любить. Быть в мире с самим собой».
«Очень долго, 73 года мы в нашей стране такой замечательный устав общежития, как религия, отметали, говорили, что это дурман. Вот мы и пришли к бездуховности, то есть к бездушию. Мы за эти годы забыли о душе».
«Многие евреи даже считают меня евреем. И прекрасно! И замечательно! Считайте, что я еврей! Я сам чувствую себя евреем, когда вижу проявления антисемитизма. Когда я был в Киеве у Бабьего Яра, и мне собравшиеся там евреи вдруг со слезами на глазах стали кричать «Шалом!» — это означает «Мир тебе», я стал в ответ им кричать «Шалом!», и у меня на глазах были слёзы. Это было прекрасное, замечательное братство людей, для которых нет препон при проявлении человеческих чувств друг к другу. Мы были искренни, были самими собой».
Комментарии (0)