Миленький ты мой, возьми меня с собой. Первая любовь Василия Шукшина

Деревенская девушка так и не дала развода известному писателю и режиссеру: ему пришлось «потерять» паспорт, чтобы жениться на Лидии Федосеевой.

Мария любила его всю жизнь. И вот надо же: жизнь ей выпала длинная, а вспоминается только давнее, почти детское — острый лед в весенних лужах, синие сумерки, торопливые шаги за спиной. Перепуганным зайцем замерло тогда в груди предчувствие счастья: «Осмелится. Подойдет».

Давно все прошло, ничего почти не осталось, только пачка старых писем из далекой Москвы — в Сростки: «Машенька, голубушка моя…» «Что начала читать?» «Будь здорова, любимая. Твой Вася».

«Машенька, голубушка моя…» «Что начала читать?» «Будь здорова, любимая. Твой Вася».

И еще остались его книги, в которых единственную, горькую, потерянную любовь главного героя всегда зовут, как ее — Мария, Марья.

Леденцы и Джек Лондон

В своем главном романе «Любавины» Шукшин описал, как это было: он шел за Марьей с вечерки, не решаясь подойти, бежал напрямик к ее избе, перепрыгивая через плетни и отбиваясь от собак, а потом стоял у ее ворот и вертел в руке глупый подарок — коробочку с леденцами. Как прижал Машу к груди и потом летел домой, как на крыльях…

Так все и началось, с ранней юности. Маша Шумская и Вася Шукшин вместе бегали на танцы в деревенский клуб, ходили в библиотеку, очень много говорили о книгах. Шукшин любил Джека Лондона и старался быть, как его герои: сильным и невозмутимым. Еще любил читать биографии великих людей, и говорил Маше, что тоже обязательно станет известным. Это его желание когда-нибудь прославиться девушку и притягивало, и пугало. Она верила, что любит удивительного человека, но… но что-то в нем было не так.

Шукшин — Попов — Шукшин

Важно, наверное, еще вот что: Вася рос с отчимом. Отца его, Макара, совсем молодого парня, взяли в страшную для всей деревни ночь 1933 года. Это была какая-то спецоперация НКВД, арестовали тогда полдеревни. Вой стоял над Сростками, когда мужиков построили в колонну и бичами погнали в Бийск.

«Сослан в дальние лагеря без права переписки» — это все, что могли узнать потом сростинские женщины о своих мужьях. И ничего им больше не оставалось, только растить детей, и работать за троих, и ждать, ждать, ждать… Потом, в восьмидесятых, бывший конюх дед Егоров сказал: «дуры вы дуры, кого вы ждете? Половину ваших расстреляли тогда за деревней».

«Дуры вы дуры, кого вы ждете? Половину ваших расстреляли тогда за деревней»

Мать Василия, Мария Сергеевна Шукшина, одна из всех этих женщин сразу же отказалась от фамилии мужа, переписала детей на свою девичью фамилию — Попова, запретила им ходить к дедам Шукшиным. Потом она расскажет подросшему Васе, что ездила в краевой центр, Барнаул, и какой-то тюремный начальник сказал: «твоего мужика нет в живых». И она стала жить так, чтобы уберечь детей, чтобы они были в безопасности.

Фамилию отца Василий вернул себе, когда стал взрослым и получил паспорт.

Белый платочек

Может, оттуда, из той страшной ночи и выросли Васино честолюбие, угрюмая молчаливость, горячее желание прославиться. А Маша была простая и ясная, училась в педагогическом институте и верно ждала своего парня, пока он служил на флоте. В 1953 году Вася вернулся в Сростки, она приехала на каникулы, и они опять были вместе.

Он был… Другого такого не было. Он мог посадить ее у окошка и сказать: помаши мне платочком, когда я поднимусь вон на ту гору. Она махала ему белым платочком, а он размахивал своей матросской бескозыркой, швырял ее в горячее алтайское небо и хохотал.

Он читал ей стихи. А она, иногда, ему.

Они шли после дождя по размокшей полевой дороге и пели старую, наивную сибирскую песню: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, буду тебе женой».

И когда он уехал в Москву и поступил во ВГИК, ничего не кончилось. Он писал: «Маша, скажи мне очень откровенно, как ты УМЕЛА мне говорить: как ты относишься к тому, что я остался в Москве? Только не надо жертвовать собой, не надо говорить, что это хорошо, а думать в это время другое».

«Маша, скажи мне очень откровенно, как ты УМЕЛА мне говорить: как ты относишься к тому, что я остался в Москве? Только не надо жертвовать собой, не надо говорить, что это хорошо, а думать в это время другое».

Через год, летом, 1955 года Шукшин приехал в Сростки и они с Машей Шумской поженились. Потом он уехал, а она осталась. В деревне говорили — то ли побоялась, то ли мама не пустила в столицу доченьку, тихоню со старомодной косой. Но Маша не была забитой провинциалкой и маменькиной дочкой, она подолгу жила далеко от родителей, училась в Новосибирске… Скорее всего, все было как в их любимой песне: «Милая моя, взял бы я тебя, да там, в краю далеком, чужая не нужна…»

«Милая моя, взял бы я тебя, да там, в краю далеком, чужая не нужна…»

И он бросил ее почти сразу, как только вернулся в Москву.

Романы и сплетни

Своему близкому другу и троюродному брату Шукшин тогда писал, что художнику вообще лучше не жениться — художник должен работать, мечтать, страдать, «думать о Родине и других людях».

Имена этих «других людей» в Сростках быстро узнавались. В деревне только и разговоров было, что про васины романы. То у него роман с дочкой замминистра, то с какой-то поэтессой, то он с одной артисткой живет, то с другой. «Сейчас у него новая артистка, ох и красивая!» — докладывали Маше подружки.

«Сейчас у него новая артистка, ох и красивая!» — докладывали Маше подружки.

Она сама не знает, как тогда выжила. Помнит это больное недоумение: ну как же так? Это ему, получается, махала она из окна белым платочком, этому, который с дочкой замминистра?

Еще было стыдно. Но никто в Сростках над ней не смеялся. Машу в селе любили, поэтому жалели, а вот Василия осуждали, по‑деревенски, не выбирая слов.

И он опять писал брату, как хочет приехать на родину, но нельзя, потому что там сейчас сложная «атмосфера». Писал, что вот: поддался порыву, пожалел девушку, и как все нехорошо вышло. Родные Шукшина отворачивались при встрече с Машей, и она переехала в другое село.

Письмо любимой

Мария выходила замуж еще два раза, но оба брака были неофициальными, потому что с Шукшиным она так и не развелась. Она сама не могла объяснить, почему не давала ему развод. Не могла, и все. Чтобы жениться на Виктории Софроновой, Шукшину пришлось «потерять» паспорт, и получить новый уже без штампа.

Второй муж Марии был алкоголиком. Однажды, чтобы достать денег на выпивку, он продал ее книги. В томике Горького лежала фотокарточка Шукшина, которую он подарил ей в 18 лет. Других его фотографий у Марии не было. Третий муж оказался неплохим человеком, и Мария старалась его не расстраивать, ходила смотреть фильмы с Шукшиным к соседке.

… Они встречались еще только один раз, в 66 году. Он был красивый, в какой-то ослепительной рубашке под пиджаком. Она была грустная и по-учительски серьезная. Об этой их встрече он тоже напишет рассказ, «Письмо любимой». В рассказе парень пишет анонимное письмо девушке, в которую он влюблен, и советует с собой не связываться: «отец враг народа, и сам на ножах ходит». А заканчивается рассказ так: «Много лет спустя Мария, моя бывшая жена, глядя на меня грустными, добрыми глазами, сказала, что я разбил ее жизнь. Сказала, что желает мне всего хорошего, посоветовала не пить много вина — тогда у меня будет все в порядке. Мне стало нестерпимо больно — жалко стало Марию, и себя тоже. Грустно стало. Я ничего не ответил».

«Много лет спустя Мария, моя бывшая жена, глядя на меня грустными, добрыми глазами, сказала, что я разбил ее жизнь. Сказала, что желает мне всего хорошего, посоветовала не пить много вина — тогда у меня будет все в порядке. Мне стало нестерпимо больно — жалко стало Марию, и себя тоже. Грустно стало. Я ничего не ответил».

Василий Шукшин умер в 45 лет, на съемках фильма «Они сражались за Родину». Марии Шумской досталась долгая тихая жизнь сельской учительницы. Она любила выращивать цветы, учить детей немецкому языку и кормить чужих кошек. Изредка разрешала себе сесть у окна, вспомнить белый платочек. Какая глупая вышла жизнь. Что же ты наделал, матросик.