Актриса рассказала о первых ролях, семье и умении отдыхать.
Фото Владимир Бертов/PhotoXPress.ru
– Как вам удается в 69 лет сохранять горящие глаза, развиваться и не закисать? Как вы держите себя в форме?
– Делаю то, что люблю. Никому не завидую. Мне нет никакого дела до того, что у кого-то больше, а у кого-то лучше. И у меня есть дети, внуки — есть чем заняться в этой жизни. Еще столько несделанного! Я продолжаю готовить свои программы. У меня их только по Ахматовой четыре. Делаю это со специалистами, жизнь посвятившими изучению ее поэзии. То же касается Лермонтова. Очень много дел. А жизнь короткая, не нужно тратить ее на всякую дрянь. Лучше чем-то заниматься, что-то создавать, делиться с людьми.
У меня есть одна программа по Марине Цветаевой, называется «Отказываюсь быть». Я прослеживаю тему смерти на протяжении всей ее жизни — с 17 лет и до глубокой старости. После этой программы ко мне подходят люди и говорят: «Как жить хочется».
Я была в имении Василия Дмитриевича Поленова, и у него висит такая цитата из письма Васнецову: «Искусство должно давать надежду и свет, потому что жизнь жестока и тяжела». Я с ним совершенно согласна. Мне хочется, чтобы, покинув зал, люди чувствовали себя сильнее, увереннее, обретали надежду.
– На ваших творческих встречах звучит много стихов. Вам не кажется, что поэзия как жанр устарела?
– Я очень часто бываю в Европе. У меня там живет старший сын Дмитрий. И я езжу по русским центрам читать поэзию. Вот только что с Ахматовой была две недели в Париже, Бельгии, Люксембурге. На мои выступления приходят люди, даже не знающие русского языка или только начинающие изучать его.
С молодежью, наверное, нужно общаться на другом языке. Но, как говорил Чехов, не надо опускать Гоголя до народа, нужно народ поднимать до Гоголя. Мне кажется, что духовное и душевное развитие должно быть.
– Светлана Николаевна, вы играли Аксинью у великого Товстоногова. Как он учил вас быть донской казачкой?
– Ну, у нас была одна ошибка. Художник по костюмам сделала нам плотные кофточки с басками с широким вырезом на груди. Когда мы приехали на празднование 75-летия М.А. Шолохова с небольшой композицией по нашему спектаклю и я вышла на сцену, мне сказали: «Никогда в жизни казачки грудь не открывали». И мне в эту кофту вшили что-то вроде манишки, а сверху уже бусики.
Песню для спектакля и для выхода Аксиньи писал ленинградский композитор Сергей Михайлович Слонимский. Я ее исполняла а капелла. И, вы понимаете, тогда была меньше на 40 кг, в черном парике. Никогда не чувствовала себя красавицей. Для меня ощущение «я красивая» — инородное. А Товстоногов посмотрел спектакль и остался доволен: «Как сыграла!»
– У вас много творческих наград. Какими из них особенно дорожите?
– Знаете, есть такой анекдот про деньги, но в той же мере он относится и к наградам. «Богатый всю жизнь замаливал грехи, построил церковь, а тут попадает на тот свет. И видит: списки висят — в рай или в ад. Он сразу подходит к спискам в рай, а его там нет. Он — к апостолу Петру, говорит: «Я что-то не понял. Столько денег потратил — и там, и там, и там. Почему меня нет в списках?» Петр выслушал его и говорит: «А мы деньгами не берем». И наградами тоже не берем. Я отношусь к ним спокойно. Настолько спокойно, что последний орден даже не пошла получать. Мне его в конце концов принесли в гримерку. Говорю: «Спасибо, положите». А зачем он мне? Что он дает? Когда мне дали орден Дружбы (а дали мне и Нине Усатовой его одновременно), я спросила: «За что орден-то дали? За нашу с Ниной Николаевной дружбу? Мы с ней работаем в одной гримерке 2,5 на 2 метра. Оказывается, не за это, а за налаживание международных отношений.
Одной государственной наградой я горжусь. Это медаль Пушкина, которую мне вручили за развитие русской словесности и за большую просветительскую работу.
– В кино и на сцене вас можно увидеть с гитарой. Умеете играть на других инструментах?
– В детстве у меня была мечта о пианино. Но меня не отдали учиться, пианино не купили. И в память о маме (она играла на семиструнной гитаре) я научилась играть именно на этом инструменте. В программе «Окуджава» я играю две песни на ней, остальные играет сын.
– Светлана Николаевна, вы для сыновей строгая или демократичная мама? С кем из них вам легче общаться — со старшим или с младшим?
– Демократичная. Они и мамой меня не называли очень долго. Такие домашние прозвища. И сейчас так же. Дмитрий и Александр (старшему 38 лет, младшему — 29. — Прим. «Антенны») разные. Я люблю их одинаково и по-разному получаю удовольствие от общения с одним и с другим. Разные створки души открываются.
– Как вас можно утешить, когда вам плохо?
– Меня часто спрашивают: «У вас депрессия бывает?» «Да». — «А что вы с ней делаете?» — «Иду в душ, потом сажусь, крашусь, одеваюсь — и на работу». Я черпаю силы в общении со зрителями. У меня есть слова «надо» и «я должна». А главный мой утешитель — кот Мурский, сразу успокаивает. Для меня отдых — это отсутствие людей. Я, кот и пустая квартира.
Комментарии (1)